Анатолий живет далеко от родной вятской земли. Скучает по ней. Покинул еще в юности – призвали в армию. Да так и не вернулся: приглянулась дивчина – после службы у нее и остался. До седых волос уже дожил, а тяга к малой родине не оскудела: каждый год навещает ее.

Вот и на этот раз гнал своего «Жигуленка», как только мог. А тот, пофыркивая и трясясь, подпрыгивая на выбоинах, словно понимал хозяина, его нетерпение очутиться в родной сторонушке – и бежал, бежал целых двенадцать часов! И даже милицейские посты ни разу не остановили.

«Машинёшка уже научила меня правилам пробега», – шутил хозяин. А он, хозяин, чуть ли не все двенадцать часов вспоминал свое детство: как собирал «пистики», играл с ребятами, как голодал в послевоенные годы, помогал взрослым на работе…

И сейчас, в машине, представлял, как по прибытии в родной уголок побывает у Лесного угора, на Большой дороге, в Гари, может, даже на болоте и в других милых сердцу местах…

Еще засветло Анатолий прибыл в село, встретился с сестрой Калей. Сколько радости, небо ты мое!.. Взаимные вопросы, ахи-вздохи, улыбки-смех!..

А потом, по традиции, – банька, жаркая, парная. Тоже ведь какая родная! Конечно же не по-черному топленая, а по-современному, «со многими удобствами»…Уф, красотища неописуемая!..

Затем – застолье. Всякие яства теперь никого не удивляют. А вот разговоров – за ночь не переговорить. Опять же все о том, своем, родном – вспоминать не перевспоминать…

А утром Анатолий заявил: «В первую очередь едем к Лесному угору. Я так по нему соскучился. Постоять возле него, повсматриваться в родные, считай с пеленок, места, «загадочные» когда-то дали… Едем! Едем!»

Не очень-то разочаровало Анатолия то, что Лесной угор, как он сказал, «облысел»: дремучий прежде лес на нем… вырублен.

«Ну что же это такое?! – посетовал он. – Неужели уж другого места для лесозаготовок не нашли?..»

Сестра успокаивала: «Да скоренько он обрастет. Вот увидишь при следующих заездах…»

Анатолий не соглашался: «Может, и обрастет. Только… Только вот теперь-то видеть это… грустно, поэтому давай поспешим в деревню»…

А той деревни, где они жили, давно нет. И только стела напоминает о ней. Установлена вблизи того места, где был дом родной.

Оглядевшись, Анатолий лег на спину, раскинув руки, вглядываясь в синь небесную:

«Ах, ты… Блаженство какое! Вот оно, притяжение земли-матушки! Ее сила! Вот сейчас наберусь этой силушки на весь год!»

Сестра присела рядышком:

«Ну-ну, давай набирайся силы-силушки… Молодец ты наш… И давай вместе помолчим – на «деревню» поглядим».

Вскоре и Анатолий сел.

Оглядевшись вокруг, с грустью сказал:

– А место, где была молоканка, скоро совсем зарастет ивняком... Подзалабаз как-то осел, стал вроде бы менее крутым…»

– Да это кажется, – улыбаясь, возразила сестра. – И Лесной угор ведь тоже не столь крутобок, как был в детстве.

– Ну ладно, согласен. Теперь бы и наш дом, наверное, показался не очень большим. А ведь он был шестиугольный, с горницей, оградами, амбарами… А тополь-то какой стоял – заглядение!… Пойдем-ка лучше по «деревне» да частушки «проухаем», как бывало в юности.

Шли они медленно, с остановками, вспоминали, кто где жил, кого уже нет на земле:

«Тут был Федяшкин дом, рядом – Федорихин, потом – Зинин, Санков, Сёмин…»

– «Да чё перечислять – семьдесят домов было… Да сплыло» – «И в каждом доме ребятни: на полатях тесно. И где это они сейчас?» – «Да мало уже нас осталось» – «Да, мало» – «Некоторые на нашем погосте, некоторые…Уже неизвестно. О-хо-хо…» – «А ведь не будь войны, деревня бы жила до сих пор…»

Как бы спохватившись, Анатолий спросил:

– А пруд… Пруд-то наш еще жив? – Жив-жив. Давай пойдем до него. Долгонько сидели у самодельного пруда. И опять вспоминали. Тут вот ферма была – помогали маме… Взбирались на взвоз: смотрели в окно на поля, леса – каким тогда все казалось загадочным, интересным. А вон там был гуменник, где уже работали вместе со взрослыми. Мимо него бегали купаться на речку. А там – новый мост. Съездили и к «новому» мосту. Сейчас он был неузнаваем: постарел, скособочился, осел… А все равно – «новый». Он для всех будущих поколений – «новый».

Осмотрели на зарастающую речку, где прежде водилось много рыбы: налимов ловили прямо руками. А на покосах стояли тогда, как шатры, круглыши сена. Одним словом, жизнь кипела. Но ее порушили недобрые люди. От «нового» моста поднялись на взгорок – и опять смотрели на «деревню», угор, большие поля, где доводилось работать прежде.

– Ладно, не будем грустить, – сказал бодро Анатолий. – Жизнь есть жизнь. Она всякая бывает… Давай лучше станем набираться «силы родины». Милой и такой близкой. И всё же расставались с родиной милой с грустинкой, но с надеждой, что через год Анатолий опять навестит ее…

Николай Марихин.