Участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной станции Михаил Михайлович Завьялов – один из двоих в нашем районе ликвидаторов, удостоенных ордена Мужества. В этом году ему исполнится 65 лет.

Трудовой путь уроженца Кемеровской области М.М. Завьялова начался в Белохолуницком районе, в п. Дубровка, где он устроился сварщиком в местный леспромхоз. Вскоре Михаила назначили мастером, потом – начальником железнодорожного участка. С этой должности его и «вырвали» в январе 1987 года...

Призванных со всей области военнообязанных, в числе которых были десятеро белохолуничан, привезли на сборный пункт в Котельнич: что ждет их, они не знали. Сначала 30 – 40-летних мужчин распределили в воинскую часть г. Златоуста Челябинской области. Здесь в течение двух недель они отрабатывали приобретенные в годы армейской службы навыки. Затем самолетом «новобранцев» отправили в украинский город Белая Церковь. Вот тогда-то цель сборов стала ясна, как солнечный день.

...Жили в палаточном городке близ Чернобыльской АЭС, куда ликвидаторов доставляли на бронетранспортерах или УАЗах в защитных комбинезонах и респираторах. Завьялова определили в роту дезактивации. Он вместе с другими призывниками из Одесского военного округа работал на контрольно-пропускном пункте, где специальным раствором обрабатывались машины, возвращавшиеся из «зоны отчуждения». Радиоактивную пыль через каждые полчаса смывали и с асфальтированных дорог, находящихся в радиусе 30 км от места аварии.

По истечении двух дней с момента прибытия на опасную территорию у Михаила Михайловича страшно заболели голова и горло. Он обратился в медсанчасть: решил, что это простуда. Но там ему объяснили, что так организм адаптируется к повышенному радиационному фону: перестраиваются щитовидная железа и сосуды. Признаки заболевания действительно вскоре прошли, а о постоянной опасности напоминали лишь дозиметры.

Четыре раза в добровольном порядке, как коммунист, побывал М.М. Завьялов и на злополучном энергоблоке – как говорится, в самом пекле.

Вокруг сооруженного саркофага образовалось много графитовой «лавы», которую требовалось убрать: каждому добровольцу давалось на это не более двух минут – дольше контактировать с опасным веществом было нельзя...

По понятным причинам вопрос о последствиях пребывания на месте катастрофы мысленно задавал себе каждый из ликвидаторов. И... все ждали демобилизации.

Завьялов находился в «зоне отчуждения» около пяти месяцев. Он знал, что жена не находит себе места, и тоже переживал.

Софья Николаевна, работая учителем начальных классов, конечно, скрывала от учеников, как могла, свое тревожное настроение, следы бессонных ночей и пролитых слез. К тому же, сын в это время исполнял воинский долг в погранвойсках: душа болела и за него.

Сегодня, вспоминая о том периоде, она подчеркивает:

– В смертельно опасных условиях выжили, как и в Великую Отечественную, те, за кого молились родные и у кого был надежный тыл. Думаю, поэтому они стремились преодолеть все тяготы.

А на долю чернобыльцев их выпало немало. Как и предрекали Михаилу Михайловичу военные врачи, по возвращении домой он, почти сибиряк, не ощущал стремительного ухудшения здоровья, несмотря на то, что приехал исхудавшим, сразу же заболела рука, появились частые приступы мигрени... А лет через 10 организм словно «посыпался»: высокое давление, больные суставы... В 1997 году ликвидатора вывели на 3-ю группу инвалидности, в 50 лет он вышел на пенсию, хотя, как узнал позже, мог уйти в 45.

Михаил Михайлович помогает супруге по дому и в огороде, любит охоту и рыбалку, обожает ходить в лес, тихую размеренную жизнь на ставшей родной холуницкой земле. Поэтому, получив денежную компенсацию на улучшение жилищных условий, Завьялов не захотел переселяться в Киров, где живет его сын, а выбрал деревянный дом в райцентре: говорит, задыхается в каменных «ульях». Даже гостя у дочери в Санкт-Петербурге, мечтал поскорее вернуться в свою усадьбу на тихой улочке...

М.М. Завьялов желает одного – чтобы трагедия, подобная Чернобыльской, никогда не повторилась:

– Ничего хорошего в этом отрезке жизни не было. Чернобыль – наша боль, наша беда...

Ирина Ситникова. Фото автора.