Радостный пудель

Белый стриженый пудель всю неделю сидел в квартире. Наконец-то его выпустили на улицу. Под присмотром восьмилетнего Вити.

– Витя, – сказала мать, – ты получше смотри за ним. Чтобы под машину не попал. Поводок из рук не выпускай.

– Да конечно же, мама. Немаленький же я. И довольнешенький, важный вышел на улицу.

А на улице – такой простор! Пудель стал бегать, прыгать изо всех сил! Витя едва удерживал его.

Стриженого пуделя увидела ворона, сидящая на крыше дома. И от удивления во все горло каркнула: «Ка-ар-р!» Ну, каркнула и каркнула – чего особенного? Однако в переводе на наш язык это, наверное, означало: «Сколько живу – такого позорища не видела. Не собака, а недоразумение какое-то!»

А пудель – до вороны ли ему! – прыгал, как козленок, только уши трясутся: вверх-вниз, вверх-вниз...

Откуда ни возьмись появилась сорока. Вот застрекотала, вот застрекотала, будто заводная трещотка. Наверное, тоже, как и ворона, завозмущалась: «Надо же, надо же! Что творится, что творится на белом свете! Ну, куда это гоже, чтобы таким уродцем на улице появляться?!»

И воробьи, сидящие на черемухе, все враз зачирикали. Вспорхнули и стали летать от дома к дому, с дерева на дерево – никак не успокоятся: «Что за собачка?! Что за собачка?!»

А пуделю не до них – хоть бы что! Он и понятия не имел, что птицы им возмущаются, над ним смеются-издеваются. Ему весело – и все тут. А до других и дела нет. Бежал-бежал, остановился, огляделся вокруг – и снова помчался. Витя едва успевал за ним. И смеялся: «И как только уши у тебя, пуделек, не оторвутся?!»

А пудель разве чувствовал свои уши? Ему главное – набегаться. А остальное – все неважно.

Друзья

– Ух, ты-ы! Какие красавцы! Прямо загляденье!

– И не только. Они еще и очень умные. Да-а... Не поверишь. Ты бы видел! Да, собственно, можешь вот прямо сейчас и увидеть. Так. Сидим – как сидели. И понаблюдаем...

Тусая кошка и небольшая сероватая собачка спокойно дремали на полу. Вдруг кошка оживилась. Встала, заскочила на стул, потом на газовую плиту. Посмотрела на людей, сидящих у окна, мол, как они – видят, нет? Глянула на собачку – она уже внимательно следила за кошкой. А та запустила лапу в кастрюлю, вытащила кусочек мяса и бросила на пол. Собака моментально схватила подачку и, немного пожевав, проглотила. И опять стала просяще смотреть на кошку: дескать, ну, давай еще. Мурка, покосившись на спокойно сидящих людей, опять сунула лапу в кастрюлю и снова выкинула порцию мяса. Собака чуть ли не на лету схватила лакомство.

Увидев это, зашедший в дом с недоумением поинтересовался:

– Дак... Кошка же лапой... в суп... как-то это не так.

– Да пу-усть, – успокоил хозяин. – Не беда. Не впервой. Все свои.

Улыбнулся и добавил: «Интересно же!»

– Интересно-то, конечно, интересно, но...

Хозяин махнул рукой: мол, ерунда.

Кошка еще несколько раз «угощала» друга. Потом соскочила на пол, где лежали две порции мяса, оставленные собачонкой для нее, и принялась за еду.

Затем Мура тщательно облизала лапу и мордочку, подошла к дружку, и они улеглись на полу, чуть ли не обнявшись.

Николай Марихин.